Малые коренные народы Куземкинского сельского поселения – ижора и ингерманландские финны. Они так тесно жили на одной территории, что между ними нередки были и браки, и общие культурные традиции, легенды, обряды. Об этом и многом другом рассказывает краевед Валентина Пилли.
Валентина Александровна – выпускница Ленинградского института культуры 1973 года. Долгое время была депутатом Куземкинского сельского поселения, ныне – член Совета ветеранов. Главное увлечение ее жизни – изучение истории родного края и его жителей.
Как организатор народного музея она сотрудничает с краеведами, писателями и учеными, с музеями Кингисеппского района, с Центром коренных народов Ленинградской области, с поисковыми группами. Ею собран уникальный материал о коренных жителях поселения – ижорцах и ингерманландских финнах, множество экспонатов быта и культуры прошлого.
В. А. Пилли – автор ряда краеведческих книг, брошюр и буклетов, которые высоко ценятся в Ленинградской областной универсальной научной библиотеке. В 2014 году вышла ее книга «Страницы Куземкинской летописи». А в ноябре 2022 года она написала эссе «Древнее село Куземкино», приняла участие в региональном конкурсе «Моя история – часть истории Ленинградской области» и стала победительницей в номинации «Коллекция перемен».
Музей без статуса музея
– Валентина Александровна, расскажите, пожалуйста, о собрании музея.
– Я начинала все это коллекционировать почти 50 лет назад, еще работая в библиотеке. А потом, когда в 2009 году нам выделили помещение, мы решили, что можем называться «Центр краеведческой информации», поскольку статуса музея у нас нет, и мы не юрлицо – работаем на общественных началах, как волонтеры. Мы, конечно, принимаем здесь людей и как музей, но основная наша цель – сбор местного материала. То, что выставлено в зале, – это лишь малая часть того, что у нас есть.
– Здесь очень разнообразные экспонаты!
– Да, конечно! К нам люди приходят, спрашивают: «Что у вас нового?» Так что надо людей удивлять…
Вот эти финские костюмы нам подарили из Эрмитажа. Естественно, это новодел, но сделано все в точности. У нас есть настоящие ижорские, но в таком древнем варианте, что их постирать нереально – расползутся.
А этот ижорский наряд прислала одна наша семейная пара. Во время войны, когда местным разрешили уезжать из Финляндии, молодожены (он финн, она ижорка) переехали в Швецию. У них там была диаспора ижорская, в конце 50-х – начале 60-х годов. Мы переписывались. И он прислал костюм жены. Не старинный, но сшит один в один.
На манекене представлена уникальная рубашка. Хозяин ее, по фамилии Ларионов, в 1937 году был арестован. Рубашку хранила жена, потом внучка – она нам ее и подарила. Холст тканый, вышивка ижорская.
– Ижорская вышивка какая-то особая?
– Там даже не столько вышивка особая, сколько сам сарафан необычный. Русский сарафан скроен прямо, а у ижорского по верху много-много мелких защипов ткани делается. Лямочки тонкие, и на кофточке ленточка по вороту – часто присборенная.
– Вся обувь кожаная, а как же лапти?
– Лаптей здесь не носили, разве что в очень древние времена, поэтому их не сохранилось. А кожаную обувь носили все – и русские, и ижора, и финны. Собирала я ее, так сказать, «на раскопках». Когда на кладбище стал дефицит мест, начали хоронить в могилах, которым лет по двести. Деревне-то самой больше 400 лет. Рабочие копали могилу, а я подбирала экспонаты, отмачивала, отмывала, насколько это было реально. А чья эта обувь – кто теперь скажет… Здесь есть и поршни, и крестьянские сапоги с загнутыми носами, чтобы было удобнее по земле ходить: носки не цепляются – и башмаки быстро не снашиваются.
– Предметы быта, наверно, приносили жители?
– Да. У нас же не музей как таковой, поэтому собрали всем миром.
Вот старинный утюг – рубель – он 1835 года, с крестьянским клеймом. Ну, да бабушки местные гладили так еще лет 30 назад – экономили электричество. Владелец, правда, зачем-то отпилил у него ручку, вероятно, не знал, что это такое. Придется чинить.
Шкатулочки изначально были выполнены без единого гвоздичка – гвоздей набили уже в наше время, когда реставрировали. Самовары (латунные и медные) все старинные, но раскомплектованные – у которого крана нет, у которого – воротничка…
Страницы местной летописи
– А что еще есть на складе?
– На складе есть истории всех населенных пунктов, совхоза, школы, всех наших торговых точек, амбулатории, истории ветеранов войны – по ним собраны всевозможные материалы, в том числе и по репрессированным, а также по лютеранской кирхе.
– Говорят, Вы занимаетесь родословными?
– У нас есть выписки из православной Кракольской церкви. Родственников местных жителей – русских и ижор – мы находили по ним до четвертого колена. Что касается кирхи, то ее архивы утеряны. То ли их в Нарву перевезли, в церковь святого Михаила, то ли немцы сожгли… Мы по своей церкви ничего не нашли.
Но во время Великой Отечественной войны здесь служил финский пастор. В музее есть фотография, как пастор Яскелайнен агитирует народ ехать в Финляндию. Хотя особо никто желания-то и не спрашивал. Только три или четыре семьи остались на месте – как-то смогли убедить немцев, что они русские. Их не тронули. А так, в 1943 году все финно-угорское население было отсюда вывезено в Финляндию. И что у людей было из имущества – все ушло. Что-то растащили, что-то закопали, да и забыли где именно. Советские войска освободили территорию от фашистов в 1944 году, но местные жители смогли сюда вернуться только после смерти Сталина, да и то только единицы – до 90-х годов здесь был очень жесткий пограничный контроль.
– К вопросу о границе – эстонцы тут жили?
– Жили и эстонцы – единично и сейчас живут. Часть деревень находилась под эстонской властью. Есть еще интересный момент – эстонцы переименовывали местных жителей, меняли русские и ижорские фамилии на эстонские. Например, жил человек Захаровым – пришла эстонская власть и сделался Пыдер. Каково?
Николай Дмитриевич Пыдер, царствие ему небесное, – наш ветеран, самый молодой из них был, 1924 года рождения. Он и эстонский язык знал, и финский, и ижорский. Мастер был замечательный – и в Кингисеппский краеведческий музей много чего передал, и сам мастерил разный новодел интересный, традиционный.
– То есть, отличить, что финское, а что ижорское – трудно?
– Практически невозможно! Тут много всякого добра намешано. Четко определить, что одно, мол, финское, а другое – ижорское, нельзя. Смотрите, вот, например, родители моего мужа: мать ижорка, а отец финн. Они жили одной семьей – как тут разделишь? Пилли – финская фамилия, означает «дудочка». А у свекрови девичья фамилия Федорова.
– А водское что-нибудь попадалось?
– Исторически фиксируется, что первоначально здесь проживала водь, но чуть ли не до нашей эры. А потом сюда пришла ижора, и считается, что вожане ушли вниз по Луге, а ижора и финны остались.
– Финны как здесь появились?
– Про то есть две легенды. По одной версии, шведы, которые командовали в этих землях более ста лет, разорили местное население, и люди ушли. Приглашали немцев, но те отказались. Пришлось переселять сюда финнов, но, скажем так, «отщепенцев». Потому что, если человек хорошо живет у себя в Швеции или Финляндии, зачем ему переезжать?
А по другой версии, именно в Куземкинское поселение финны пришли с одного из островов Финского залива. Расселились по берегу – где сейчас Конново, Гарколово, Пиллово. Жили обособленно и называли эту местность «моя земля».
В самом Куземкино, в той части деревни, что за ручьем, который мы зовем Пожарным, есть место, до сих пор именуемое «Финский конец». Там даже сейчас заметно, что вид совсем другой: дома строились на две стороны – и более добротные дома. А в другой части деревни есть улочка, где жили бедные крестьяне. Там была церковь, рядом – мельница, а в 1883 году построили земское училище, то есть, школу.
– Она сохранилась?
– Нет, что вы… Кстати, у нас сейчас и современной школы уже нет. Не набрать классы. Детей автобусом возят учиться в Усть-Лугу. Пока была школа – совсем другой расклад был. И краеведческий кружок работал, и уроки я проводила регулярно, и на экскурсии мы с детьми ездили. Теперь остается образовывать пенсионеров.
Как сохранить, как передать?
– Существуют у вас местные предания, легенды?
– Предания есть, но коротенькие – в несколько слов всего. Есть легенда, что в речке Мертвице утонула золотая карета шведского короля. Конечно, это полный абсурд, потому что на тяжелой золотой карете шведскому королю сюда точно было не попасть. Карета по речке не проедет, да и зимой по льду тоже.
Еще есть легенда, что местный житель стоял как-то на берегу Луги, а мимо него плыли на лодке люди. Он спросил: «Куда плывете?» А они ответили: «На Руси!» Отсюда, якобы, пошло другое наименование Куземкино – Наруси.
– Кто-нибудь здесь учит ижорский язык или финский?
– Ижорского никто не учит, у нас и учителя нет. Изучать его нет смысла – на нем не с кем и негде разговаривать. Когда в Лютеранской кирхе пастором служил отец Григорий, он пытался организовать курсы финского языка. А местным язык тогда был нужен, потому что большинство, как мой муж, знает всего несколько фраз по-фински. Но… отзанимались несколько занятий – и все. Теперь тоже нет преподавателя.
– Книги старинные в музее есть – на языках малых народов?
– Самая старая книга – на русском языке – 1876 года: это сборник задач по математике, изданный в Санкт-Петербурге. С ятями и ерами.
На ижорском языке есть словари и школьные довоенные учебники – ботаника, арифметика. Где-то между 1936 и 1939 годами работала у нас ижорская школа. А на финском сохранилась только церковная литература – Библия, Евангелие, Псалтырь.
– Альбомы, которые у вас выставлены, это Вы сами делали?
– Сама. Полвека собирала. Записывала мемуары пожилых финок, ижорок. Хорошие бабули были. Они мне много рассказывали, потому что я постоянно их расспрашивала. У меня и в книжках есть их воспоминания, и так просто записаны. От руки.
Но я считаю, что ничего такого особенного не делаю. Мне самой это интересно, нравится заниматься краеведческими документами, материалами. Ничего сверхестественного, просто я люблю с «бумажками» работать – лишь бы они были.
А. Ульянова
