Руководитель мастерской по изготовлению ижорской гончарной посуды и интерьерной керамики «Karavanika» Дмитрий Ткачев – истинный наследник исконных традиций Сойкинского полуострова. На базе Ижорского музея вместе с единомышленниками он воссоздал технологию традиционного обжига кустарного производства ижорской керамики, десятилетиями считавшегося погребенным под слоями черепков в деревне Большое Стремление.
Современный ижорский гончар строит горны для обжига, в том числе дровяного в традициях XIX века; проводит экскурсии и мастер-классы; изготавливает и реализует продукцию. А самое главное – он готов передавать навыки мастерства, обучая и просвещая односельчан с детства, а приезжих заинтересованных лиц – с любого возраста.
– Дмитрий Николаевич, как случилось, что Вы занялись народным ремеслом?
– Гончарством я занимаюсь уже 12 лет. На момент, когда я увлекся ижорской керамикой, в Ленинградской области существовал единственный гончарный промысел – оятская (вепсская) керамика. Он был искусственно возрожден во времена СССР выпускниками Академии им. А.Л. Штиглица. И подпитывался не от мастеров, а от студентов, которые имели собственное представление о том, как должна выглядеть продукция.
Я начал воссоздание ижорской керамики под руководством моего наставника, народного мастера России Николая Подрезова, и под эгидой Дома народного творчества Ленинградской области. Мы с Николаем Васильевичем неоднократно ездили в экспедиции – этнографические и археологические, которые позволили нам работать с черепком не через призму того, как, по нашему мнению, изделие должно выглядеть в современном мире, а прочувствовать дух того времени.
– Неужели такое возможно?
– Возможно, если посвятить этому не один год. Поначалу мы изыскивали фрагменты в отвалах сгоревших во время фашистской оккупации горнов в деревне Большое Стремление. И просто набирали мешками битую посуду, которую требовалось классифицировать: для чего применялась, как называлась. Ведь аналогов ее уже не существовало, поэтому искомая форма вырисовывалась иногда через два-три года. Чаще всего появлялся какой-то человек преклонного возраста, который вспоминал свое детство и вдруг объяснял, как и для чего его бабушка использовала эту посуду.
На сегодня мы воссоздали более 40 традиционных ижорских гончарных форм, но это не значит, что они присутствовали на рынке одномоментно – промысел менялся и развивался постепенно.
Ежегодно я планировал осенние экспедиции в Б. Стремление, чтобы в лесу разобрать у горнов брак, который засыпан листвой и пророс дерном. По слоям можно было понять – деградировал мастер или же рос профессионально.
– Давайте представим следующую картину: найден черепок – что дальше?
– Любой гончарный предмет – это объект вращения. Если мы имеем фрагмент, в котором читаются и венчик (верхняя кромка), и донышко, то автоматически вращаем его и получаем посудину. То есть, в таком случае воссоздать предмет легко.
Если же черепок маленький, то тут вступают в дело каноны промысла. Например, мы нашли венчик, имеющий функциональную форму – носик. Или дырочки. Их иногда делали в венчике крынки – получался примитивный сепаратор, позволявший и сливки снять, и творог отцедить: после кипячения простокваши крынку переворачивали, чтобы через отверстия слить сыворотку.
У гончарных изделий форма преимущественно круглая, чтобы не было сколов при ударе. Но нам попадались прямоугольные осколки, которые относятся уже к технологии обжига: техническая посуда не покрывалась глазурью и выкладывалась в печь ради создания горизонтальной поверхности для установки обжигаемых предметов.
– Среди ваших находок не было цельных предметов?
– Цельные экземпляры, как правило, нам передавали местные жители. Это были неуклюжие горшки, искривившиеся при обжиге, которые неудобно было подцеплять ухватом. Их использовали для хранения пуговиц или гвоздей, ставили в чулан, там и сохраняли.
Именно эти горшки наполнили полки музеев. И способствовали формированию ложного мнения об ижорской керамике, как о грубой и примитивной. Поначалу и мы пошли ошибочным путем – воссоздавали керамику по музейным экспозициям. Но потом поняли, что это путь в никуда.
Такие горшки получаются сразу, и ты начинаешь мнить себя мастером. Поначалу и я попал в эту ловушку. А ведь на самом деле ижорская керамика была совсем иной.
– Какой же была традиционная ижорская керамика?
– В конце XIX – начале XX веков на рынок хлынул фаянс, заменивший для среднего класса фарфор. И гончары, чтобы выжить в условиях конкуренции, начали подражать фаянсовым формам. Это была совсем иная посуда – изящная и недорогая.
Ижорские гончары сделали невозможное – научились повторять литьевые формы фаянсовой посуды на гончарном круге.
После Великой Отечественной войны в деревню Б. Стремление вернулись три мастера, воссоздавшие промысел. Их посуда была востребована – до 50-х годов ее продавали в сельпо по всему Кингисеппскому району. И люди ее с удовольствием покупали, потому что культурный код предполагает в доме русскую печь, а для русской печи нужна эта посуда.
– Цвет ижорской керамики и покрывающей ее глазури – коричневый. Почему?
– Потому что любой народный промысел возникает там, где есть простой и бесплатный доступ к природным материалам. Есть береста – будут туески, растет ива – будут корзины. У нас в деревне Старое Гарколово есть обрыв, где прямо на поверхность выходит пласт кембрийской глины. К слову, в целях реконструкции посуды для Кингисеппского краеведческого музея я брал там глину, мял ногами, обжигал дровами – повторял весь традиционный процесс.
А глазурь – это бесцветное стекловидное вещество. Чтобы его окрасить, нужно добавить оксид металла. Со Средних веков на наших территориях добывали болотную руду и выплавляли железо. Окалина (ржавчина) использовалась как краситель для стекла. Как современный гончар я не отказываю себе в работе с любыми оксидами, но для изготовления традиционной посуды я не отхожу от канона, а канон – это железо.
– Получается, что по цвету и форме легко опознать ижорскую керамику?
– Справедливости ради нужно сказать, что ижорский традиционный промысел – это разновидность русского гончарства.
Существует легенда о том, что деревню Б. Стремление однажды проиграли в карты. Новоиспеченный хозяин увидел, что мужики обрабатывают глину, но их посуда низкого качества. И пригласил двух мастеров из Твери, которые привезли ножной гончарный круг и внедрили технологию политого обжига. Они обучили ижор, и уже после этого те стали прекрасными мастерами.
В конце XIX века ижоры конкурировали в своей нише на столичных ярмарках в Санкт-Петербурге. У них была аскетичная керамика – долговечная и практичная, без излишеств. Мы даже нашли в интернете на архивной фотографии начала ХХ века ижорские горшки, которые скупались перекупщиками и отвозились в столицу на рынки.
– Как обстоят дела с названиями отдельных предметов?
– Названия и формы милы ижорскому сердцу. Простой горшок называется pada. Горшок для каши – до 1,5 литров – pudropada, сосуд или крынка для молока – maidapada, тазик для мытья овощей – pesopada. Сахарница – sahkaravakka, солонка – solovakka. Русские названия транслитерировались, например, рукомойник – rukkamoinikka.
Пузатая бутыль, она же кубышка для жидких продуктов, – puttele. В них хранили монетки, а гончары строго следили за размером самой крупной ходовой монеты, чтобы она могла провалиться в горлышко кубышки.
– Помимо практики Вы ведете и научную работу, доводилось ли Вам пересекаться на этом поприще с этнографом Ольгой Коньковой?
– С Ольгой Игоревной мы вели параллельные поиски. Примерно на седьмом году исследований она уже консультировалась у нас по керамике и приглашала меня на симпозиумы в Петербург с докладами.
Также я принял скромное участие в создании иллюстрированного каталога «Керамика Ямбургского уезда», авторами которого являются супруги Рыжовы – Андрей Григорьевич и Ирина Петровна.
– Как по-вашему, какова главная проблема гончарного промысла на сегодня?
– Три тверских мастера, о которых я говорил, сами отработали, но ничего после себя не оставили. С 1958 года ижорская посуда не воспроизводилась. Почему столь прекрасный промысел на какое-то время исчезал в нашей стране? Потому что «сломалась» преемственность. И работу по ней надо теперь начинать с детей.
При Ижорском музее мы создали мастерскую «Сойка», чтобы обучать детей с детского сада – сначала лепке. Очень много учеников прошло через нашу гончарную мастерскую, но никто не связал профессию с мастерством. Станет ли мастером моя ведущая ученица Виктория Полевикова, неизвестно.
Не вкусив плодов своей деятельности, нельзя стать профессионалом. Кружковство – это не профессия. Переоценка ценностей происходит только через труд. Прежде я сам выходил на ярмарки, проводил мастер-классы, продавал. С прошлого года это делают мои ученики. Когда они видят, что их продукция востребована обществом, у них загораются глаза.
– Недавно в деревне Большое Стремление был открыт памятник ижорским гончарам авторства Николая Васильевича Подрезова. В чем его уникальность?
– Уникальность данной композиции заключается в том, что облицовка сосудов выполнена осколками традиционной посуды, производившейся в XIХ веке. Благодаря этому соавторами Николая Васильевича стал не один десяток гончаров, работавших в то время. Каждый из них увековечен в этой композиции, символизирующей тепло человеческих рук и трудолюбие.
А. Ульянова
